9 сентября 1962 года в «Правде» появилась программная статья ранее малоизвестного профессора Харьковского университета Евсея Либермана «План, прибыль, премия». Строго говоря, с точки зрения экономической теории, ничего принципиально нового она не содержала. Польские и венгерские экономисты подобные мысли высказывали еще в 1956 году. Главным в ней было предложение сделать критерием деятельности предприятия не вал, а прибыль. Тем самым, по замыслу, должен был установиться баланс спроса и предложения. Также предлагалось усилить материальные стимулы для повышения производительности труда. Говоря современным языком, идея заключалась во внедрении элементов рынка в народное хозяйство, при сохранении в целом планового характера экономики. Либерман получил статус консультанта Алексея Косыгина, а саму реформу иногда даже называют «реформой Косыгина—Либермана», Сентябрьский 1965 года пленум ЦК партии оповестил о принятии «новой системы планирования и экономического стимулирования». Кстати, именно тогда большинство советских трудящихся перешло на пятидневную рабочую неделю (при удлинении на час рабочего дня).
Реформа тихо провалилась, хотя никаких официальных «похорон» провозглашенного курса не было. Сегодня есть много мнений, почему так случилось. Я бы их разделил на четыре группы. Рыночники-либералы уверены, что эффективных реформ советской экономики быть не могло в принципе. По их мнению, советская модель хозяйствования годилась только для полного уничтожения, что и было сделано в начале 90-х. Результаты торжества их взглядов мы будем преодолевать еще очень долго.
Для ортодоксальных коммунистов сталинского воспитания (мне нравится удачное, на мой взгляд, определение — «инфракрасные») реформа Косыгина—Либермана явилась отступлением от основ великого учения. Они считают ее сознательной и тщательно замаскированной оппортунистической диверсией против социализма. Причем диверсией успешной, поскольку реформа, по их мнению, прошла в достаточно полном объеме, чтобы выполнить свою истинную, а не декларированную миссию.
Третью группу представляют сторонники реформ Дэн Сяопина, принесших Китаю неоспоримый успех. По их мнению, Косыгину не хватило власти и настойчивости в проведении реформы. Половинчатые и противоречивые шаги привели к ее быстрому торможению. Реформа изначально была недостаточно радикальной и последовательной (например, ее духу противоречила в ней же заложенная ликвидация хрущевской децентрализации управления народным хозяйством — совнархозов). Еще меньше было последовательности во внедрении хозрасчета, предоставлении экономической свободы предприятиям, отказе от валовых показателей и так далее. Поскольку практика — лучший критерий истинности, то мне кажется, эта точка зрения наиболее обоснованна.
Наконец, четвертый взгляд на проблему. Для большинства читателей эта информация малоизвестна, и хотя рамки статьи не позволяют сколько-нибудь подробно ее изложить, не упомянуть ее не могу. Косыгину была предложена совершенно иная альтернатива реформы, грандиозность которой поражает воображение даже сейчас. В том же 1962 году, одновременно с Либерманом, другой ученый из Украины — «отец советской кибернетики» киевский академик Виктор Глушков вышел на Косыгина с предложением создать Общегосударственную автоматизированную систему (ОГАС).
Глушков пришел к выводу, что человечество подошло к так называемому «второму информационному барьеру». Первый барьер, по его мнению, был преодолен в эпоху распада родоплеменного строя (первобытного коммунизма). Когда труд человека достиг производительности, позволяющей не только прокормить себя, но и оставлять излишки, люди столкнулись с неспособностью управлять своим общинным хозяйством. Его уже нельзя было окинуть одним взглядом. Выход был найден в изобретении денег как общей меры учета материальных благ и в расслоении общества на классы рабов и рабовладельцев как способа создания первой иерархической системы управления. Несмотря на колоссальные перемены, прошедшие с той давней эпохи, ситуация в целом сохранилась: миром правят деньги и те, кто ими распоряжается. Однако к середине ХХ века становилась все более очевидной неспособность управляющих справляться с нарастающим потоком экономической информации.
Плановая социалистическая экономика действительно показывала не мнимые, а реальные преимущества над капиталистической рыночной, но только в условиях мобилизации всех ресурсов на разного рода сверхзадачи: форсированную индустриализацию, победу в войне, восстановление народного хозяйства, освоение атомной энергии и космического пространства. Парадокс заключается в том, что с точки зрения теории управления эти задачи не относятся к самым сложным. Гораздо сложнее обеспечить качественное управление плановой экономикой в рутинном мирном режиме, когда нужно перерабатывать в тысячи и миллионы раз большие объемы информации, поскольку экономические запросы современного человека несовместимы с крайним аскетизмом героического (мобилизационного) времени. Решить проблему, по мнению Глушкова, можно только через тотальную компьютеризацию (хотя такое слово не использовалось) всей экономики, а также и других сфер жизни. Начиная с высшего уровня руководства страной и заканчивая бытом.
Глушков был человеком дела, а не абстрактных фантазий. Для реализации замысла он просил четыре пятилетки времени и государственное финансирование на уровне атомных и космических программ. Экономическая отдача начиналась через пять лет, затем процесс становился самофинансируемым. Несмотря на революционность, почти фантастичность подхода, идеи Глушкова вызвали широкий резонанс и понимание — это было время триумфальной реабилитации «буржуазной лженауки кибернетики», а научный авторитет Глушкова был очень высок. Его поддержал вернувшийся в Киев из США (туда он был вывезен ребенком) известный экономист В.Терещенко. Но в печати резко «против» выступили экономисты Либерман, Белкин и Бирман. Косыгин колебался в выборе курса. Решающим аргументом в споре стало то, что Либерман издержки на проведение своей реформы оценил в стоимость бумаги, на которой будут напечатаны соответствующие указы, а первые результаты пообещал уже через считанные месяцы. Косыгин — самый «прижимистый» член Политбюро, умевший считать народную копейку, — выбрал реформу Либермана.
Хотя Косыгин высоко ценил Глушкова, но посчитал его идеи слишком радикальными. Аббревиатура ОГАС все-таки попала в Директивы XXIII съезда партии, но смысл первоначального замысла был выхолощен. В основном пришлось ограничиться созданием автоматизированных систем управления (АСУ) предприятий. А это совершенно не тот уровень. «Трагическим» назвал Глушков решение правительства о запуске в производство ЭВМ серии ЕС, которые повторяли устаревающие компьютеры серии IBM360. К тому времени глушковские разработки свели к минимуму наше отставание от американцев, а по отдельным направлениям ему удалось вырваться вперед. Больше СССР никогда не суждено было бросать вызов США в области компьютерных технологий.
