В марксистской теоретической литературе последних десятилетий совсем упускается вопрос о реальных основаниях преодоления товарно-денежных отношений и перехода к коммунистическим. Основная масса марксистских книг и статей посвящена критике современных отношений, их экономическим и политическим аспектам, поиску проявлений классовой борьбы и вопросам организации коммунистического движения. Безусловно, это очень важные направления борьбы, но такая критика оказывается неполной. Пока что коммунисты особо не задумываются над тем, что предложить взамен рыночного регулирования производственных отношений.

Для СССР этот вопрос оказался роковым. Мы так и не смогли преодолеть рыночные механизмы в экономике, несмотря на то, что это было основной целью построения пролетарского государства. Примечательно, что эта сторона дела остается в тени и сегодня. Вместо анализа производственных отношений в период социализма и, исходя из этого, состояния классовой борьбы, анализируются в основном политические причины поражения СССР.

Известно, что коммунизм можно построить только на основе развитого машинного (капиталистического) производства. Говоря это, К. Маркс исходил из развития капитализма в Западной Европе во второй половине ХІХ века. Критика политической экономии капитализма указывала лишь направление, в котором нужно действовать. Но, не имея перед собой достаточного опыта построения пролетарского государства, Маркс не спешил давать никаких конкретных рекомендаций. Единственное, что было понятным – то, что пролетариату, как не только могильщику буржуазии, но и могильщику классов вообще, нужно, прежде всего, получить политическую власть.
В России ситуация была несколько иная: там не было массового развитого машинного производства. Страна имела массу феодальных пережитков, что сказывалось во всем. По рекомендациям Маркса, прежде чем делать социалистическую революцию, нужно было подождать, пока капитализм разовьется до нужного состояния, чтобы потом обобществить все производство. Этого мнения придерживались меньшевики. Но, как известно, большевики не действовали по схеме. Захватив политическую власть, в экономике нужно было решать вполне капиталистические задачи. Т. е. «достроить» капитализм, при этом не потеряв власть и не утратив линии. Этот процесс начался еще при Ленине и получил название НЭП. Что касается задач коммунистической революции, т. е. полной ликвидации товарно-денежных отношений (а вместе с ними уничтожения частной собственности, классов и государства), то Ленин, как и Маркс, ничего конкретного не предложил. Все, что он оставил на этот счет – упоминание, что «распределение должно осуществляться не через рынок». Нахождение конкретной формы уничтожения рынка оставалась делом борьбы будущего. То, что классики марксизма не нашли такого способа показывает не их слабость, и не слабость теории, а то, что тогдашнее реальное общественное развитие не давало возможности непосредственно перейти к коммунизму. Не были достаточно развиты средства производства, следовательно, общественные отношения не перейти на новый этап развития. Обойти всеобщие законы движения было не под силу даже таким гигантам мысли как Маркс и Ленин. Не смогла это сделать и ВКП(б), несмотря на всю свою мощь и теоретическую прозорливость.

Как уже показала история, сам по себе социалистический переворот автоматически не принесет коммунизма. Впрочем, если разобраться, то весь смысл революции заключается в коренном переломе уклада жизни общества, а совсем не в военном перевороте, как почему-то привыкли считать. Это наглядно демонстрирует опыт СССР. Здесь революция, по сути, началась в 1929 году со всеобщей коллективизации и последующей индустриализации. Однако даже обобществление собственности и централизация управленческого аппарата не гарантирует успешного построения коммунизма.

В СССР, несмотря на плановость нашей экономики, рынок продолжал существовать. Не смотря на планирование, не смотря на централизацию управления экономикой, ввести прямой продуктообмен (который Сталин представлял как альтернативу товарному обмену) не удалось. Как оказалось, товарно-денежные отношения простым указом партии не отменить, экономика имеет свои законы, которые просто так не обойдешь; коммунизм действительно нужно строить, его нельзя ввести просто волевым решением. И это особо остро понимали революционные лидеры.

Для диалектического мировоззрения, каким обладали и Маркс, и Энгельс, и Ленин, проблема преодоления капитализма представлялась не только как проблема преодоления частной собственности на средства производства, но и как проблема преодоления разделения труда на умственный и физический. Если одни люди будут управлять, а другие им подчиняться, то даже в условиях социалистической собственности вряд ли удастся построить коммунизм. Наличие этого разделения в социалистическом государстве напрямую указывает на то, что капитализм далеко еще не преодолен по содержанию. Ленин в первые годы Советской республики понимал, что стране придется решать задачи, которые не успел решить капитализм – прежде всего масштабное индустриальное строительство. А если учесть, что 80% Российской империи - безграмотные крестьяне, то предстоял довольно зыбкий путь, один неверный шаг по которому мог вернуть страну обратно к рынку. Поэтому единственное, что он смог предложить в сфере управления – каждому человеку быть достаточно развитым, чтоб суметь управлять. Это, конечно, не отменяло бюрократического метода в управлении, но в этом случае каждый бы, по крайней мере, имел возможность контролировать и легко заменять управленца. Нельзя пока уничтожить бюрократию – нужно «чтобы все на время становились «бюрократами» и чтобы поэтому н и к т о не мог стать «бюрократом».[1]! Так мыслил себе диктатуру пролетариата Ленин. Однако это был очень длинный путь, который впоследствии так и не удалось завершить.
В первые десятилетия советской власти с проблемой управления производством вполне справлялся бюрократический аппарат. Тогда наша промышленность только начинала развиваться, поэтому весь процесс производства можно было обозреть единым взором. Первые серьезные проблемы плановой экономики, вследствие того, что она была плановой, возникли в начале 40-вых годов. Как ни парадоксально, но именно бурное развитие экономики привело к проблемам. Значительное увеличение количества промышленных предприятий привело к затруднению взаимодействия между ними. Великая Отечественная война заставила перестроить экономику на военный лад, что отодвинуло проблему. Но к началу 50-тых годов производство снова выросло настолько, что эффективно управлять командно-административными средствами становилось невозможно. Ведь ограничение рынка означало, что для функционирования производства всю производственную информацию теперь нужно просчитывать, и чем точнее расчет, тем эффективнее экономика. К сожалению, реальность не позволяла быть экономике хоть немного неэффективной. В условиях социализма важно делать упор на каждый шаг развития, здесь не может быть легких этапов. Каждый момент движения должен быть использован по максимуму. Экономическая информация, какой бы объемной она не была, должна просчитываться полностью. Но для этого пришлось бы вовлекать в управление огромное количество людей. Поэтому перед экономистами возникла проблема – что же делать дальше? На этот вопрос тогда не был найден ответ. Наиболее компетентный в этом вопросе человек – И. Сталин в своей работе «Экономические проблемы социализма в СССР» пишет, что без уничтожения товарного характера хозяйства ни о каком движении к коммунизму не может быть и речи. Для решения этой проблемы он предложил непосредственно переходить на продуктообмен между городом и деревней, как бы трудно это не казалось. Но без средств мощных средств вычисления это предложение казалось утопическим, внешне похожим на своеобразный бартер. Даже ближайшие соратники Сталина не до конца понимали глубины вопроса и побоялись это делать. Что касается людей, более далеких от рычагов управления государством, то они оказались еще менее способными мыслить по-марксистски. В результате, проблема тогда так и осталась неразрешенной.

Как известно, процесс производства сам дает ключи к решению поставленных им же задач. Проблема управления экономикой не оказалась исключением. Уже в начале 50-тых годов появились первые электронно-вычислительные машины. В 1951 году в Киеве под руководством академика С. Лебедева была разработана первая в континентальной Европе Малая электронная счетная машина (МЭСМ). Ее «старшая сестра», Большая электронная счетная машина (БЭСМ) через год была запущена в работу в Москве. Кибернетика, наука о которой ранее слышали лишь профессионалы, вдруг обрела широкую известность. После короткого, но яростного спора по поводу идейной составляющей кибернетики, о ней серьезно заговорили как о науке будущего. Именно она могла решить проблему научного управления общественными процессами, в частности обработку производственной информации в плановом хозяйстве страны. ЭВМ тогда стали активно применяться во многих отраслях производства, все прекрасно понимали, что за этими техническими средствами будущее, и вполне целесообразно применять их для управления экономикой.

Парадоксально, но идею привлечения электронно-вычислительных машин к управлению общественными процессами предложили не в Советском Союзе с его плановой экономикой, а в самой развитой капиталистической стране – США. Это предложил отец-основатель кибернетики Н. Винер. Он настаивал, что понять общество можно, исследовав сигналы и средства связи, с помощью которых они передаются. Особо важным ему казалось исследование обмена информацией между человеком и машиной. Он пытается вывести понятие информации из анализа активно-преобразовательной деятельности человека в отношении природы. Последний этап такой деятельности, и к нему вплотную подошло человечество – автоматизация производства.

Обучение машин Винер предлагал организовать по принципу обратной связи – устройство прослеживает результаты выполнения команд и само вносит коррективы в собственные действия. Он трактовал автоматы как воплощение науки для облегчения производства. Организовывать систему автоматизированного общественного производства он предлагал по тем же принципам, по которым происходит самоорганизация сложных систем в природе, в частности, в качестве образца самоорганизации он брал человеческий организм. В качестве необходимых условий функционирования организма Винер выделял наличие связей, которые обеспечиваются кровью и нервами, и способность к обучению. Он проводит аналогию между деятельностью мозга и электронно-вычислительной машины. Исходя из учения Павлова, он приходит к выводу, что все в сознании зависит от предыдущего опыта. А для обмена опытом и развития необходим язык.

Соответственно, язык – это сигнал, способ общения людей и машин. Винер предложил смоделировать процессы жизнедеятельности человека и записать в виде математических моделей. Потом эти модели могли бы служить в качестве образца для моделирования социально-экономических процессов и автоматизации управления ими. Конечно, во многом эти идеи были наивными, но они нацеливали на поиск научных подходов к управлению.

Винер мечтал о создании машинных систем управления, способных к самообучению, умеющих самостоятельно учитывать все факторы, информация о которых к ним поступает, и на основе их анализа принимать решения. Это так называемые динамические системы. Он возлагал на них большие надежды. Ведь машина действует непредубежденно, исключает негативный человеческий фактор, действует куда быстрее при принятии решений, может выполнять "черную" работу, которая отрицательно влияет на людей. В то же время, он хорошо видел препятствия на пути кибернетизации американского хозяйства: частная собственность на средства производства, конкуренция, обслуживание учеными потребностей капитала. На первом месте, считал он, – проблема правовых отношений. Он считал, что существующая в США правовая система не может удовлетворить общество, поскольку опирается на буржуазную идеологическую основу и игнорирует научный подход.

Зато в СССР для осуществления такой идеи были все условия. В начале 60-тых годов правительству стала очевидна необходимость новой вычислительной системы. Именно системы, а не отдельных ЭВМ, поскольку такие уже применялись, но их было явно недостаточно. Та же США имела гораздо большее количество ЭВМ, но проблем экономики это не решало. Выход был в использовании единой сети-системы ЭВМ. Дело в том, что компьютеры, включенные в сеть, дают гораздо большую производительность, чем сумма производительностей отдельных компьютеров. Найти человека, который смог бы разработать такую систему для СССР не составляло никаких трудностей. За время существования страны уже были решены некоторые первостепенные шаги продвижения к коммунизму. Была создана лучшая в мире система образования, соответственно техника и наука находилась на очень высоком уровне.

Создание такого проекта поручили академику В. Глушкову, который на то время имел авторитет во всем мире. К середине 1964 года он разработал эскизный проект общегосударственной автоматизированной системы управления экономикой (ОГАС). Проект поначалу был воспринят «на ура». Предполагалось, что вся производственная информация прямо с предприятий, имеющих автоматизированную систему управления предприятием (АСУП), будет поступать управляющие системы регионов (РАСУ) и далее - отраслей (ОАСУ). Эти центры связаны с помощью сети в единую систему, и обработанная информация поступала в единый общегосударственный центр. С помощью механизмов обратной связи осуществлялся контроль исполнения и постоянная корректировка управленческих решений. Т. е. система легко работала в условиях постоянного изменения производственной среды, и могла сама вносить корректировки в решения в простых ситуациях. На практике это привело бы к постепенному переходу рычагов управления от бюрократического аппарата к более компетентным «органам». Ведь электронная машина и решения принимала бы быстрее, и просчитывала намного больше вариантов, и не спешила бы домой в конце рабочего дня, и не делала бы ничего «по блату». Кроме простого ускорения обработки информации, это давало возможность просчитывать наперед все потребности производства и оптимизировать усилия и средства. Учитывая огромные скорости вычисления, процессом производства можно было управлять в реальном масштабе времени, «на ходу» устраняя ошибки и недоработки.

Преимущество перед управлением «ручными методами» было очевидным. Глушков сделал интересные подсчеты: на вторую половину 60-х годов для эффективного управления народным хозяйством необходимо было выполнить в год десять тысяч триллионов (!) арифметических операций. «А один человек за этот период в состоянии выполнить в системе управления, без автоматизации, лишь 300 тысяч операций. Таким образом, если при нашем сегодняшнем развитии промышленности «посадить» в систему управления человека, лишенного ЭВМ и имеющего в руках лишь арифмометр, то потребовалось бы 30 миллиардов работников»[2].

С помощью системы можно было управлять целым комплексом отраслей, планировать потребности не только предприятий, но и людей. Еще в 1963 году ему пришла в голову мысль как можно избавиться от спекуляций и мошенничества даже в бытовых отношениях. Он предложил ввести систему безналичных расчетов для населения, ту, которая действовала для организаций и предприятий. Если для каждого гражданина, получающего законные деньги, ввести электронный счет на предприятии, то можно осуществлять продажу дефицитных товаров по безналичному расчету. «Скажем, автомобили, ковры, хрусталь… вплоть до того, что, скажем, билеты на какие-то премьеры, заказ столов в модных ресторанах. Тогда у различного рода спекулянтов, которые не получают денег от организаций по перечислению, а получают их непосредственно у населения, отпадет возможность использовать эти самые деньги для накопления. Этим самым можно было бы в корне сразу подорвать стремление к незаконным доходам»[3]. Такое, казалось бы простое решение на самом деле несло серьезный результат. Не то, чтобы честно заработанные деньги ценились выше добытых нечестным путем. Просто «нечестных» денег не было бы вообще. Несмотря на то, что сейчас получение зарплаты посредством электронного счета стало обыденной вещью и никаких изменений не сулит, в условиях социализма это был бы серьезный шаг к следующему этапу ликвидации товарно-денежных отношений.

Электронные деньги для расчета с населением в «переходной» период логически взяли бы на себя функции «живых» денег и постепенно бы вытеснили их. Ну а убрать электронные деньги, когда технические средства достигнут нужного уровня (естественно, систему предполагалось вводить постепенно, по мере развития производства и технологий), совсем не сложно. Это был уже научно обоснованный и спланированный переход к коммунистическим отношениям. Найти конкретную техническую реализацию для осуществления расчета каждого отдельного человека с государством и с другим человеком в повседневной жизни без денег не было бы сложным делом. Например, сейчас почти у каждого человека есть мобильный телефон. Технически очень просто осуществить, чтобы можно было управлять своим электронным счетом со своего мобильного телефона из любого места, где есть покрытие. В таком случае необходимость в кошельке отпадает сама собой. Многим известно, как отсутствие необходимости рассчитываться наличными деньгами, например на курортах, где в стоимость путевки входит все необходимое, заставляет на время забыть о роли денег в жизни. Отсутствие бумажных денег у народа снимает основание денежного фетишизма, что, несомненно, учитывал Глушков.

Огромное преимущество перед западными странами состояло в том, что у нас была плановая экономика, а государственная собственность на средства производства не порождала конкуренции и коммерческой тайны, что позволяло легко собирать и обрабатывать информацию для того, чтобы по-разумному управлять экономикой. Этот же факт наполнял совершенно иной сущностью феномен электронных денег, чем в западных странах. Просчитанный с помощью ЭВМ научно обоснованный прогноз мог плавно превращаться в государственный план, выполнение которого с помощью той же самой системы сбора и автоматизированной обработки информации можно было в деталях контролировать в режиме реального времени и на ходу вносить коррективы как в планы, так и в ход их исполнения.

Здесь нужно сделать оговорку, дабы избавится от лишних иллюзий и заблуждений касающихся ОГАС. Никто из авторов проекта, а также из заказчиков, не считали ОГАС панацеей, что введение системы сразу же решит все экономические проблемы. Тем более, что машина будет управлять вместо человека. Машина, по словам Глушкова, это огромный усилитель, и она усиливает ту информацию, те возможности, которые в нее закладывают. «Основываясь на правдивой информации, можно получать действительное усиление человеческого интеллекта с помощью машины – то, чего без машины сделать было бы нельзя»[4]. Благодаря ОГАС руководители всех уровней имели бы возможность всегда получать свежие, точные и своевременные данные, а уже на основе их принимать решения.

Проект предполагалось реализовать за несколько лет, а эффект от внедрения ожидался через несколько десятилетий. Но когда дело дошло до реализации, то все оказалось не так уж просто. Введение сильно затягивали экономисты, которые стали в оппозицию по отношению к проекту. В самый последний момент проект был отклонен, и вместо него приняли введение рыночных механизмов для регулирования производством. Это была так называемая Косыгинская реформа 1965 года. Отговорка банальная: «рыночная» реформа, как уверяли экономисты, не требовала никаких затрат, а для построения ОГАС нужны были немалые деньги. Конечно, ОГАС через несколько лет окупила бы себя, но партия выбрала легкий путь – приняла предложение экономистов сделать прибыль главным критерием деятельности предприятий. Автором этой идеи был малоизвестный харьковский экономист Е. Либерман, тем не менее, он был горячо поддержан в верхах. Даже на рассудочном уровне идея должна была вызвать подозрения, поскольку предлагала преодолеть экономический кризис без каких либо серьезных изменений в методах и способах организации народного хозяйства. Тем более наши руководители, как люди обязанные разбираться в марксизме, должны были знать, что критерий прибыли – это чисто капиталистический критерий, губительный для экономики социализма. К сожалению, ничего подобного не наблюдалось. Состояние марксистской теории в СССР в эти годы заметно ухудшилось. Проблемы с теорией возникли еще в начале 50-тых годов и выразились в дискуссии вокруг проекта учебника политической экономии, результаты которой подытожил Сталин в своей книге «Экономические проблемы социализма в СССР».

Возможно, были другие причины – ведь введение такой системы повлекло бы за собой настолько гигантскую революцию в способе производства, что это полностью подорвало бы старый порядок управления и привело бы к коренным преобразованиям всего нашего общества. Что это означало? Довольно скоро бюрократический аппарат отпал бы по ненадобности, ведь для управления народным хозяйством потребовалось бы гораздо меньше кадров. Развитие производства, неограниченное рынком, давало неограниченные возможности развития человека: высвобождение из рутины производства и обслуживания, доступ к всестороннему образованию, что в свою очередь дает всесторонне развитого человека, универсальную личность. В итоге - возможность управлять производством буквально каждому. Это лишь экономические условия обобществления человека; они могут быть и не достаточными, но являются необходимыми.

Центральный вопрос марксизма о уничтожении классов приобретал таким образом реальные экономические основания. Снятие разделения труда - вопрос о действительном обобществлении собственности, становилось, таким образом, вопросом нескольких десятилетий. Но введение таких революционных мер требовало революционного сознания, а в партии людей, обладающих таким сознанием, уже было мало. Тем более, что бюрократия, прочно проникшая во власть, уже не хотела отказываться от своего особого положения. А рыночные отношения как раз и составляют ту гнилую почву, на которой буйным цветом процветает бюрократия. Вместо ОГАС был взят курс на децентрализацию управления, что усиливало власть «местных князьков». По причине того, что главным критерием эффективности деятельности предприятий становилась прибыль, отрасли не могли уже управляться централизованно, что неизбежно привело к усилению рыночного обмена. Терялись все преимущества советской экономики. Например, единство собственности на средства производства давало единство управления целыми отраслями и возможность целостно видеть процесс производства. Если предприятие является неприбыльным, но в цепи производства, в масштабе всей отрасли, оно приносит эффект, то по новым критериям оно все равно должно быть закрыто - с помощью бюрократического аппарата такая «тонкость», как общественная польза, была далеко не всегда заметна.
Тогда никто не стал прислушиваться к мнению Глушкова, который утверждал, что без введения ОГАС Советский Союз уже к 80-м годам ждут большие трудности. Наоборот, против него ополчились все: не только бюрократы и экономисты, а и иностранные спецслужбы. В частности западные спецслужбы через подконтрольные газеты, журналы и радиостанции развернули ожесточенную травлю Глушкова, представляя его технократом, и «громя» примитивными обвинениями. Советская власть, вместо того, чтобы задуматься: почему же капиталистические страны обливают грязью нашего кибернетика, как это часто бывало, прислушалась к мнению Запада[5]. Проект был секретный, и даже не оформлен должным образом, поэтому его без труда уничтожили. Глушкову порекомендовали временно забыть об ОГАС как о всеобщей системе, и предложили вводить проект постепенно в отдельных отраслях. Даже его доброжелатели, такие как секретарь ЦК КПУ Щербицкий посоветовали ему не влезать в политику, а заниматься наукой. И это при том, что его наука непосредственно касалась не только политики, а и всего общественного строя. В «верхах» у ОГАС оказался только один сторонник – министр обороны Д. Устинов. Он понял какой эффект может принести подобная система в обороне, поэтому предложил Глушкову сотрудничество. Конечно, это привело к серьезным успехам в этих отдельных отраслях, но никак не означало прорыва для страны в целом, и не вело к коммунизму. Мало того, в экономике в целом в это время происходило лавинообразное накопление элементов товарных, рыночных отношений.

В 1965 г экономистам, партийным деятелям, просто не хватило марксистского образования. Была подорвана экономическая платформа социализма, что неизбежно вело к его вырождению. Однако, если назрела производственная необходимость, то соответствующие решения всегда появятся, не в одном месте, так в другом.. Своеобразная «ОГАС», хотя и куда более скромная по масштабам, была введена на практике в другом уголке Земли – в Чили, во время правления президента С. Альенде. Страна находилась в условиях очень жесткой экономической блокады со стороны США, которые как огня боялись социалистических преобразований в Чили. Правительство «Народного единства» решило брать на вооружение науку, поскольку только управление научными методами давало преимущество над капиталистическими гигантами. В Чили был приглашен один из лучших специалистов в области кибернетики Стаффорд Бир, который, разработал автоматизированную систему управления национализированными предприятиями Чили. Проект получил название «Киберсин», и детально описан в его книге «Мозг фирмы». Он представлял собой автоматизированную систему сбора и обработки информации, которая состояла из четырех основных компонентов: «Кибернет» - сеть, осуществлявшаяся с помощью телексной связи, «Киберстрайд» - компьютерные программы, «Чико» - математическая модель чилийской экономики - и ситуационная комната – главный «мозговой центр», из которого велось управление. Последняя представляла собой зал с экранами, на которых отображалось в виде графиков и схем состояние экономики Чили. Отсюда можно было управлять производством всей страны в режиме реального времени, сразу же видеть результат принятых решений и при необходимости вносить поправки. Не с запозданием в 9 месяцев, как это, по наблюдениям Бира, происходит в самых передовых странах с рыночной экономикой, а тут же. Это давало огромные преимущества и перспективы для страны. Кроме того, были предусмотрены настоящие рычаги демократии, так называемые алгедонические приборы. В каждом населенном пункте предполагались «опросные пункты», оборудованные такими приборами - места, где производился автоматизированный опрос населения по поводу принимаемых мер. Эти центры были включены в систему, и правительство быстро узнавало реакцию населения на очередное нововведение.

Такая модель государства явно не вписывалась в планы США. С подачи ЦРУ власть в Чили захватила хунта, и был установлен фашистский режим Пиночета. Киберсин так и не удалось испытать в нормальных условиях, поскольку в Чили тогда таковых не существовало. Условия все время были экстремальными. Проект продемонстрировал свою высокую эффективность в 1972 году в ходе забастовки гремио – владельцев грузовиков, инспирированной спецслужбами США. Дело в том, что Чили узкая и длинная горная страна, где все грузоперевозки осуществляются автотранспортом, 80% которого и контролировали гремио. Некоторые министры утверждали, что правительство Народного единства тогда устояло исключительно благодаря системе «Киберсин», которая позволила оперативно руководить преодолением транспортного кризиса. Через несколько месяцев гремио организовали новую забастовку, и на этот раз удалось не только не допустить коллапса, но даже улучшить снабжение благодаря правильной организации с помощью «Киберсин» тех 20% транспортных средств, владельцы которых поддерживали правительство Народного единства. Вот что дает применение научных методов в экономике, соединение теории и практики.

Сейчас существуют несравненно большие технологические возможности для создания и использования подобных систем управления экономическими, социальными и другими процессами. Всемирная глобальная компьютерная сеть Интернет, подающая много надежд на то, что она поспособствует изменению мира, является только одной частью ОГАС, причем не самой главной. Капитализм не даст развиться средствам производства для необходимого для революции уровня. Интернет останется всего лишь средством для обмена информацией между людьми, хотя возможности идеи глобальной сети куда шире.

Машины, соединенные сетью, смогли бы очень сильно повысить эффективность управления, сэкономили бы массу ресурсов. Но реально такие системы сегодня возможны лишь в рамках отдельных предприятий или корпораций. Господствующие общественные отношения не благоприятствуют внедрению автоматизированных систем для управления всей экономикой, которая управляется не волей человека, а законами рынка.

Новая революция начинает не с нуля, а с того места, где оборвалась нить предыдущей революции. Но это не значить, что все происходит автоматически. Над этим нужно упорно и кропотливо работать. Как известно Ленин скрупулезно изучал каждый шаг Парижской Коммуны, и это помогло ему правильно действовать во время становления Советской республики. Несмотря, что ситуация в России 1917 года значительно отличалась от ситуации во Франции 70-х годов ХІХ века, конкретное историческое исследование явлений учит мыслить диалектически, что есть основным для революционера.

Сегодняшние марксисты не вправе невнимательно относиться к опыту социализма в СССР и других странах. Мы должны тщательно его анализировать и изучать. Исследовать не только политическую сторону советской истории или чисто политэкономическую сторону. Подходить к изучению советского опыта нужно конкретно, рассматривая его как всю историческую и наличную связь процессов. Мы должны изучить и понять, что из себя представляет социализм как движение от капитализма к коммунизму. Мы должны знать, на чем остановилась предыдущая революция. Тогда, может быть, у следующей революции появиться шанс.
__________
1. В. И. Ленин Государство и революция. В. И. Ленин. Полн. собр. соч. т. 33. с. 109.
2. ЭВМ и экономика. «Социалистическая индустрия», 8 июля 1973 г. Рассказ записал В. Анисимов.
3. Высказывание В. Глушкова приводится по синхронному тексту из фильма «В. М. Глушков, кибернетик» (Киевнаучфильм, 1980, реж. А. Серебренников).
4. «ОГАС – требование времени». «Правда Украины», 4 января 1979г.
5. См В. Глушков. «Заветные мысли для тех, кто остается». / «Марксизм и Современность», №1 2004. С. 122.